– Это мало похоже на обычную комнату, – сказал он. – Это скорее смахивает на устланный ковром бассейн.
Так это и был бассейн, – ответил сторож. – Неглубокий, правда. Раньше купальщики не любили нырять, насколько мне помнится.
Невероятно длинный диван огибал один конец бывшего бассейна, на керамическом поребрике которого стояли в кадках декоративные деревья. Иные из них верхушками касались крыши на высоте двадцати футов.
Квиллер заметил, что по комнате разбросаны пластиковые ведра, а на ковре видны мокрые пятна.
– Что, застеклённая крыша течёт? – поинтересовался он.
– Только во время дождя, – нервно кивнул головой Руперт. – Где вы оставили машину?
– У передней двери в двадцатиминутной зоне. Наверное, уже штраф выписали.
– По воскресеньям никто никого не трогает. Дайте ключи, и я принесу оставшуюся часть багажа.
– Я пойду с вами, – сказал Квиллер, припомнив совет, данный ему бесплатно в Пикаксе. – Придётся пройти двадцать шесть этажей – вверх-вниз.
– Если грузовой будет работать, поднимемся на нём.
– Тогда пошли.
Сторож посмотрел на кошачий контейнер, стоящий в самом центре прихожей.
– Не будете выпускать?
– Подождут нашего возвращения. – Квиллер всегда проверял, не открыты ли двери, форточки и чёрные ходы, прежде чем выпустить сиамцев.
Мужчины начали долгий и скучный путь вниз по мраморным ступеням, огороженным коваными фигурными перилами; каждый пролёт заканчивался мрачной решеткой.
– Симпатичная лестница, – одобрил Квиллер. – Жаль только, что закрытая.
– Пожарные заставили поставить решетки.
– А что это за люк? – В стене вдоль каждого пролета, возле площадки, имелась небольшая квадратная дверка с надписью: ОПАСНО – НЕ ПОДХОДИТЬ.
– Это вход в вентиляционные шахты. Ну, там трубы всякие, кабели, тепловая подводка.
На полпути они встретили миниатюрную азиатку, ведущую своих детишек наверх. Похоже, она даже не заметила присутствия двух мужчин.
– В доме много детей? – спросил Квиллер.
– Большей частью ребятишки врачей, работающих в больнице. Со всего света.
Наконец они добрались до первого этажа. Проходя мимо миссис Таттл, что-то усердно вяжущей за пуленепробиваемым стеклом, они услышали весёлое: «Почему же вы не поехали на лифте?» – и увидели, как она указала спицей в сторону Красного, стоящего с гостеприимно распахнутыми дверями. Квиллер метнулся в кабину и быстро вернулся, победно неся перед собой чугунную латку.
Дальше они увидели «Валдиза», всё в той же жёлтой шёлковой куртке, он усердно молотил кулаками по автомату с напитками; Наполеон же критически обнюхивал лужицу возле телефона-автомата. Бронзовые двери частного лифта были закрыты.
– По воскресеньям тут тихо, – пояснил Руперт.
«Спелая слива» – неукраденная, неоштрафованная – ждала у тротуара, и Квиллер, сев за руль, отправился на стоянку, в то время как Руперт пошёл в подвал за грузовой тележкой. Стоянка оказалась обнесённой оградой площадкой, разбитой на ячейки. Его – двадцать восьмая – была занята маленькой зелёной японской машинкой.
– Паркуйтесь в двадцать девятой, – посоветовал Руперт. – Никому до этого дела нет.
– Слушайте, стоянка в кошмарном состоянии, – пожаловался Квиллер. – Когда её в последний раз красили? В начале века?
– А смысла нет ремонтировать. «Касабланку» могут снести на следующей неделе.
Руперт вкатил чемоданы, пишущую машинку, словарь, книги и кофеварку в подвал, и Квиллер проследовал за ним с неизменной латкой и поилкой для кошек. Они поднялись наверх в грузовом лифте – коробке, обитой щербатыми досками. Но коробка двигалась!
– Как же так? – недоумевал Квиллер. – Работает?
– Этот никогда не ломается, – пояснил сторож. – Жильцы им не пользуются, вот почему. Именно они ломают. Погодите, вы ещё увидите, как они расправляются со стиральными машинами и сушилками: в подвале есть прачечная.
– А с мусором что делать?
– Выставьте его ночью в коридор. В шесть утра приходит парнишка и всё собирает. Если возникнут проблемы – звоните на коммутатор, местный телефон на стене в кухне.
Квиллер дал Руперту хорошие чаевые. Несмотря на склонность к экономии, он, благодаря полученному наследству, быстро научился быть щедрым. Затем запер дверь, проверил комнаты не случай открытых чёрных ходов и окон и выпустил сиамцев.
Вот мы и прибыли, – сказал он.
Кошки вышли, растопорщив усы, насторожив ушки и осторожно поводя аккуратными головками по сторонам. Осмотрев прихожую, Коко решительно направился к дальней стене, где находилась дверь, ведущая на террасу; проверил, нет ли голубей, и, похоже, слегка разочаровался, не найдя ни одного. Всё это время Юм-Юм пробовала лапкой ковры – настоящие произведения искусства, – которые покрывали паркет.
Произведения искусства были повсюду: на стенах, на постаментах, в освещённых нишах. Правда, живопись, представленная здесь, Квиллеру не нравилась: либо смешение красок и геометрические фигуры, казавшиеся бессмысленными; либо картина под названием "Верстак автомеханика"; либо жанровая сценка, представляющая бойню со всеми вытекающими из неё кровавыми последствиями; либо натуралистическое полотно с изображением людей, поедающих спагетти.
И тут он заметил конверт со своим именем, прислоненный к вазе с фруктами, стоящей на крутящемся столике. Между яблоками, мандаринами и персиками, словно приз для особо одаренных, виднелась баночка омаров.
– Повезло вам, ребятки, – сказал Квиллер. – Но после всего того, что вы устроили в лифте, даже не знаю, заслуживаете вы угощения или нет.