Квиллер в недоумении потер усы и вернулся к себе. Кто же к нему заходил и зачем? Может, кто-то узнал, что его пригласил на ужин НОСОК? Есть ли у этого кого-то ключи от 14-А? Да, но зачем оставлять свет? Хотя… вполне возможно, что неизвестного спугнули и ему пришлось скоренько ретироваться.
В этот самый момент хлопнула дверь 14-В. Квиллер выскочил в холл, но никого не увидел – зато выяснил, что Киистра Хедрог выставила за порог мусорное ведро.
Квиллер направился в кухню, чтобы покормить сиамцев, но опоздал: кремовая салфетка лежала на полу, фольга была развернута и вылизана дочиста, а два удовлетворенных гурмана сидели рядышком, умываясь безо всякого намека на стыдливость. Наоборот, они даже гордились собой.
– А вы вчера вечером недурно попировали! – недовольно пробурчал Квиллер в понедельник утром, открывая для сиамцев банку консервированных цыплят. – Вообще-то после такого кутежа кормить вас завтраком не стоило бы.
Игнорируя ворчание хозяина, Коко слонялся по квартире с таким видом, словно неделю постился, а Юм-Юм, также не приняв упрека, отчаянно терлась о штанину Квилла.
– Я вот что хочу знать: кто из вас включил свет?
Оказывается, пока он вчера ужинал с Амбериной, Коко, а может, Юм-Юм или оба вместе выяснили, что большинство ламп в квартире имеют кнопочные выключатели, и стали развлекаться вовсю, зажигая одну лампу за другой. Без сомнения, они занимались бы этим полезным делом всю ночь, но Квиллер испортил им всю игру: прежде чем лечь спать, он выдернул из розеток все шнуры.
Квиллер долго не мог заснуть. Он лежал на непривычном водяном матраце, ожидая погружения… прислушиваясь к периодическому пощелкиванию батарей, когда бойлерная посылала наверх очередную порцию пара… внимая шороху движения на близлежащей автотрассе… подсчитывая количество прозвучавших сирен полицейских машин и «скорых»… удивляясь, зачем в небе жужжит вертолёт… узнавая звук одиночного выстрела. Слишком долго он прожил в маленьком городке.
Под утро он задремал, но сладких снов не увидел – дикий вопль, раздавшийся под дверями спальни, возвестил о том, что пора вставать, идти на кухню и готовить завтрак. Разыскивая консервный нож, Квиллер наткнулся на японский клинок с легкой деревянной ручкой, очень похожий на тот, который он видел на полотнах с грибами. Чтобы убедиться в своей правоте, он пошёл в галерею – так теперь он называл гостиную. Коко увязался за ним.
– Эй, держись от этого подальше! – строго сказал Квиллер Коко, который, войдя в галерею, устремился к кровавому пятну и стал водить по нему носом. Сам же Квиллер, решив было поставить бар на прежнее место, передумал, пошёл в библиотеку, принёс оттуда индийское дхари в таких же бледных тонах, как и ковер, и бросил его на пятно. Затем шуганул кота из галереи и запер дверь.
Юм-Юм в их отсутствие катала в прихожей какой-то небольшой предмет. Если Коко обладал нюхом детектива, то Юм-Юм – нюхом кладоискателя. Кольца, часы, монеты, равно как и бутылочные пробки и обрывки бумаги, возбуждали её интерес, поэтому любая внезапная её активность говорила о том, что Юм-Юм нашла нечто любопытное. Вот и сейчас она играла с квадратной, нет скорее прямоугольной пластинкой цвета слоновой кости. Пластинка была не костяная и не керамическая, а деревянная, очень легкая, почти прозрачная. К большому разочарованию кладоискательницы, Квиллер добычу конфисковал, сунув её в нагрудный кармашек джемпера.
Дожидаясь, пока сварится кофе, Квиллер принялся чистить мандарин, размышляя о том, что идея поставить вазу с фруктами наверняка принадлежала Мэри Дакворт. Что удивительно, она помнила его любимый сорт яблок! Может, у неё оставались романтические воспоминания об их прошлой связи? Или же это был продуманный жест, тактический ход представителя НОСКа? Квиллер никогда не понимал эту женщину. Обстоятельства свели их три года назад здесь, в Хламтауне, и сначала она держала себя надменно и холодно, но быстро оттаяла в то незабываемое Рождество. После чего каждый отправился своей дорогой. В каком месте их пути снова пересекутся, оставалось только гадать. Тогда, три года назад, пережив глубокую депрессию, Квиллер приехал в этот город, чтобы вновь поймать судьбу за хвост. Теперь же он мог купить и антикварный магазин Мэри, и «Касабланку», и большую часть Цвингер-бульвара.
И вот Мэри позвонила. Её голос звучал ровно, чуть отстраненно и без малейшего намека на сентиментальные воспоминания. Она приветствовала Квиллера в своей обычной бесстрастной манере.
– Рад слышать вас, Мэри, – сказал он. – Удачной ли была поездка в Филадельфию?
– Очень удачной. А как прошло ваше путешествие?
– Прекрасно! Трудности возникли уже здесь. Не могу привыкнуть к смогу. Я уже привык дышать тем, что называют свежим воздухом.
– В Хламтауне, – сказала Мэри высокомерно, – мы употребляем другое выражение, не «смог», а «опаловая завеса». Вы удобно устроились?
– Устройство не всегда подразумевает удобства. Но об этом потом. Мы с кошками благодарим вас за приветственный подарок и, конечно же, за потрясающий ужин у Роберта
– Да, Роберто фанатик своего дела. Использует только самые лучшие продукты и соблюдает все тонкости в приготовлении блюд. Представляете, воду для булочек ему привозят с озера Комо!
– Да, я сразу понял, в чём дело, – согласился Квиллер, – но решил, что воду доставили из Швейцарии. Так мы во всем и ошибаемся. – Он поддразнивал её, говоря без тени улыбки, уверенный в том, что она, как любой антиквар, непременно воспримет его всерьез. Так и вышло.